Смерть на брудершафт. Фильма пятая и шестая - Страница 8

Окончательно Верейская успокоилась, что обмана не будет, когда увидела у причала большую лодку с мачтой и рядом две массивные фигуры в клеенчатых (или, может быть, брезентовых) дождевиках и живописных головных уборах, какие обычно носят рыбаки — вроде панамы, но прикрывающие шею и спину.

— Мы здесь, мы здесь! — закричала княгиня по-немецки, помахав рукой.

У самого моря песок был рыхлый, мокрый, весь в клочьях белой пены. Идти по нему в тяжелых альпийских бутсах оказалось непросто.

— Помогите же, — сердито сказала ее светлость, а когда невежи не тронулись с места, вполголоса прибавила по-русски: — Хамы.

— Где остальные деньги? — спросил старший из братьев, даже не поздоровавшись.

— В Швеции получите. Как договаривались.

Оба помотали головами.

— Так не пойдет. Мы должны половину оставить женам. Вон под тем камнем. Иначе на что им тут жить?

Попробовала было Верейская спорить, даже призвала на помощь Зину, но от той никакого прока. Уставилась, дуреха, на ощеренное белыми гребешками море и только бормотала: «Матушка-Богородица, страсть какая…»

— Ну хорошо, хорошо. — Лидия Сергеевна поняла, что теряет время. И потом, это же естественно, что люди заботятся о своих семьях. Даже трогательно. — Сейчас дам. Половину.

Она отвернулась, открыла шкатулку, где кроме украшений лежали марки. Половина минус десять процентов аванса это сколько будет? Нужно умножить тысячу двести марок на ноль целых четыре десятых…

В арифметике ее светлость была не сильна. Она неуверенно перебирала купюры. Поверх коробочек с брошками, кольцами и серьгами лежала жемчужная диадема, футляр которой не поместился.

Вдруг кто-то сзади выхватил ларчик из рук княгини, а саму ее грубо оттолкнул в сторону.

— Что вы делаете? — ахнула она. — Не смейте!

Младший брат пихнул ее в грудь, и светлейшая княгиня, с которой никто никогда не обходился подобным образом, плюхнулась на песок.

Зина самоотверженно бросилась на обидчика своей госпожи и даже успела царапнуть злодея по физиономии, но он стукнул бедняжку кулаком в висок, и она рухнула как подкошенная.

— Чего стоишь? — сказал младший Редлих старшему. — Договорились же. Я кончу бабу, ты девку. А после утопим.

Второй нагнулся, поднял с земли большой камень, и княгиня поняла, что этим грязным куском минерала ее сейчас убьют. Хорошо Зине — та лежала без чувств, этого ужаса не видела.

— Mordio!!! — крикнула Лидия Сергеевна что было мочи. На берегу в этот ночной час никого оказаться не могло, но не молчать же, когда тебя убивают.

Еще догадалась выдохнуть по-русски: «Господи Боже!»

Это, очевидно, и спасло. Услышал Господь мольбу погибающей женщины.

Сверху, с дюны, донесся громкий крик (потрясенной княгине показалось — с русским акцентом):

— Вас махт ир, швайне?!

Кто-то оказался в глухом месте, в глухое время! Кто-то не побоялся вмешаться!

Повернув голову, Верейская увидела не один силуэт — два: повыше и пониже.

«Честные рыбаки» застыли, не зная, как быть. Один полез за голенище, должно быть, за ножом.

Но первый из спасителей, поменьше ростом, бурей налетел сверху и наотмашь ударил Редлиха-младшего, еще одним ударом сбил с ног Редлиха-старшего. Второй спаситель, высоченный костлявый мужчина в драном, будто снятом с огородного пугала пальто, молча поднял с песка увесистую корягу.

Этот жест положил конец сомнениям грабителей. Младший Редлих дернул старшего за руку, помогая подняться, и оба с топотом пустились наутек.

Лидия Сергеевна пыталась рассмотреть рыцаря, так доблестно — одним махом двоих побивахом — расправившегося с братьями-разбойниками. В тусклом свете луны, едва пробивавшемся сквозь тучи, было видно не уместное для ноября соломенное канотье, черное пальто, из-под которого виднелись защитного (кажется) цвета брюки и высокие сапоги. Лицо героя оставалось в тени.

Но он нагнулся к лежащей, стало видно светлую щетину, блеснули пронзительные глаза.

— Майне фрау, — сказал незнакомец, беря Верейскую за руку, — зинд зи… как это, черт… зинд зи ин орднунг?

Второй присел на корточки возле Зины и, зачерпнув песка, стал тереть ей виски. Горничная застонала.

— Боже, — пролепетала Лидия Сергеевна, услышав «черта», — вы русский?

На простом, ясном лице неизвестного человека отразилось изумление.

— Вы… вы тоже?! Ну и оказия.

Он почесал затылок, отчего шляпа съехала ему на лоб.

— Господи, кто вы? Откуда? — не могла опомниться Верейская.

Небритый оглянулся, понизил голос.

— Я офицер. Сбежал из Дрешвица. Там лагерь для военнопленных.

— Да-да, знаю. Мы с Зиной посылали туда гостинцы на Рождество и Пасху. Этот господин тоже оттуда?

Долговязый молчун одной рукой придерживал плачущую Зину за плечи, другой неловко гладил ее по голове.

— Это мой денщик, Тимоша. У него после контузии и испытаний плена мозги малость съехали. Говорить членораздельно не может, только мычит. Не мог я его в лагере бросить, пропадет. Думали, найдем какую-нибудь лодку на берегу, махнем в Швецию. Где наша не пропадала… — Здесь беглец очень симпатично смутился. — Простите, сударыня, я не представился. Прапорщик Базаров, Емельян Иванович.

— Княгиня Верейская, Лидия Сергеевна, — с улыбкой ответила она.

— Матушки, барыня, что ж вы сидите?! — возопила тут пришедшая в себя Зина. — Мазурики шкатулку уносят!

Пока Верейская знакомилась со своим избавителем, братья Редлих удрали довольно далеко. Усердно шлепая по песку своими бахилами, они уже добежали до тропинки, что вела к городку.